«От образа тусовщицы я не отмоюсь». Откровенный разговор с Евгенией Сугак о личном, текстах для Колесниковой и проклятии белорусских медиа
У автора ютуб-проектов «Мне тоже не нравится» и «Часики тикают» Евгении Сугак богатое медийное прошлое. В интервью «Нашай Ніве» журналистка рассказала о своем приходе в медийную сферу, а также об имидже тусовщицы, текстах для Колесниковой и Тихановской, известной фразе «долбить-долбить-долбить», настроениях бабариканцев и жизни напротив КГБ.
«Наша Ніва»: Сейчас ты живешь на два города — Варшаву и Берлин. Чем было обосновано такое решение, при котором приходится мотаться туда-сюда? Чего нет в одном городе, но есть в другом, и наоборот?
Евгения Сугак: Вообще Варшава — классный, удобный город. Из-за невозможности вернуться домой я воспринимаю Варшаву немного как дом. Но в какой-то момент я поняла, что мне в ней не хватает вдохновения. За поворотом меня не ждет новая информация. Когда-то у меня было такое в Минске, конечно, говорила до 2020 года.
«НН»: Слышали мнение, что Жене Сугак не хватает тусовок. Это правда?
ЕС: Мне кажется, от образа тусовщицы я уже не отмоюсь, даже если пойду работать в библиотеку и брошу пить. В какой-то момент люди меня так и воспринимали, потому что был период в Минске, когда большинство фотографий в моем инстаграме были с бокалом в руках. Можно сказать, я была человеком со встроенным в одну руку бокалом, а в другую — телефоном, с которого я следила за работой.
На самом деле, в том же Берлине я сейчас тусуюсь очень мало. Но когда говорят о Берлине, у части молодежной публики всегда возникает ассоциация с клубами, техносценой, супернасыщенными пати (вечеринками. — НН). Для меня же гораздо важнее вдохновение, которое я получаю от города. Я могу выйти вечером выгуливать собаку, и вокруг привычная улица, и погода может быть так себе, но я сверну за угол и увижу, как свет падает на дом, а мимо проходят интересно одетые, свободные, необычные люди — для меня вот это уже может стать вдохновением.
«НН»: А куда делась тусовщица? Какие-то привычки все же остались?
ЕС: Я не скажу, что все полностью изменилось, потому что, например, я пью алкоголь (так можно говорить в современном мире? Может, это уже табу?). Признаюсь, с годами ты уже не можешь позволить себе выпить столько же, как раньше. Долгое время мне говорили, что я вампир и ведьма, и на мне ничего не сказывается. Это действительно так было какое-то время, но оно прошло.
Сейчас у меня в целом приоритет в сторону более осознанного отношения к своему телу и мышлению, к тому, что со мной происходит. Эмиграция и смерть матери отразились на моем ментальном здоровье, поэтому, скажем так: чем больше стараешься держать себя в каких-то здоровых, приятных состояниях, тем лучше это сказывается и на психике.
Еще на мой образ жизни влияет прозаическая причина: там, где я живу сейчас, у меня уже нет того количества друзей, которое было в Минске.
«НН»: Раньше тебя в первую очередь представляли как главного редактора The Village Беларусь. С момента, когда проект официально прекратил существование, как ты себя презентуешь? Как ведущую ютуб-шоу?
ЕС: Если говорить о профессиональной деятельности, то я всегда называю себя в первую очередь журналисткой. И да, говорю, что я автор и ведущая общественно-политических проектов на ютубе — «Часики тикают» и «Мне тоже не нравится». Дальше все зависит от ситуации. В некоторых сферах своей работы я бываю ментором, в других — лектором или специалистом по коммуникациям. Эти дополнительные роли добавляются, но на первом месте всегда журналистка.
«Несколько лет назад я хотела все бросить»
«НН»: Многие независимые проекты и медиа сейчас столкнулись с сокращением или приостановкой финансирования. Тебя это не затронуло?
ЕС: Пока меня это не затронуло. Но это не значит, что так и останется, с учетом того, как все быстро меняется каждый день, тут я не чувствую себя в особо привилегированном положении.
Еще пару лет назад я вообще хотела все бросить, потому что работа в белорусских медиа начала утомлять постоянной борьбой за выживание. За то, что ты на постоянной основе должен находиться в поисках либо денег, либо чего-то еще. И это история не только о периоде после 2020 года. В Минске крупные издания жили хорошо, а у более нишевых периодически вставал вопрос о существовании. И вот эта ежегодная изматывающая борьба в конечном счете начинает тебя убивать.
Я побывала редактором во множестве разнопрофильных изданий — в какой-то момент я, например, была редактором журнала театра оперы и балета «Партер». Уже в эмиграции помогала коллегам и подрабатывала главным редактором издания об айтишном лайфстайле Bubble, которое входило в dev.media. Это было для меня интересно, своего рода рекреационный опыт. Параллельно я занималась The Village, где постоянно приходилось тушить пожары в плане информации — суды, политзаключенные… А в «Бабле» был куда более уютный мирок. Но когда и айтишный проект закрылся, я тогда просто подумала: «Б*я, это уже какое-то проклятие белорусских медиа». Такое ощущение, что ты все время должен быть в режиме выживания.
«НН»: Окончательный финиш The Village Беларусь — это было вопросом отсутствия финансирования или просто нежелания дальше его искать?
ЕС: Думаю, скорее второе, потому что проекту нужно было развиваться, а он заходил в тупик. После революции, эмиграции и войны у нас сократилась редакция и ресурсы. Мы перешли на такой демо-режим в какой-то момент. И было ясно, что существовать в нем становится все менее интересно. Но для того чтобы расширяться, нужны были финансы — нанять тех же дополнительных людей. А финансовых возможностей не было, и у основателей, как я понимаю, пропал интерес к их поискам.
В какой-то момент у нас была идея переделать The Village в медиа для белорусов в эмиграции, что, я считаю, было бы хорошо, потому что такого медиа так и не появилось. И понятно почему: доноры не особо хотят давать деньги на эмигрантское СМИ, потому что они помогают демократии внутри страны, а вы уже и так живете в демократиях, уехав.
Но вскоре все белорусские медиа для белорусов в эмиграции могут перестать быть релевантными: с каждым годом их все меньше будут интересовать новости из Беларуси, им будет все равно, какие конфеты были в новогодних подарках на предприятии.
«НН»: Как насчет противостояния пропаганде и борьбы за аудиторию внутри Беларуси, учитывая невозможность работать там и получать информацию на месте? Какие у тебя прогнозы для белорусских медиа?
ЕС: Я думаю, что главная проблема все же не в сложности добычи информации. Понятно, что раньше мы сидели в редакции, фотограф мог выбежать и сразу что-то снять. Или мы могли прийти на разговор прямо в «Минскую спадчыну». Сейчас таких возможностей нет, но все же мы живем в эпоху интернета, и инфоблокаду можно прорывать. Вопрос в том, за какие деньги это будет делаться и откуда люди будут получать зарплаты, если финансирование белорусских медиа будет сворачиваться. При худшем сценарии это будет большая трагедия, потому что о том, что на самом деле происходит в стране, известно исключительно благодаря независимым белорусским медиа и проектам. Вот закрытие проекта «Беларускі Гаюн» — это, очевидно, большая победа режима и большая потеря для всех нас.
Что касается белорусской пропаганды, то она занимает какие-то ниши, но все, что делают главные деятели нашей пропаганды, — это все равно безвкусно и бездарно. То, что в Беларуси при исчезновении альтернативных проектов начнут еще больше заглядываться на российский медиарынок, здесь больше шансов. Но многие белорусы и сейчас там.
«НН»: Видела под некоторыми вашими выпусками комментарии: «Одни и те же эксперты, попса, снова обсуждают прошлое…» Как на такое реагируешь и как наполняешь себя отечественной повесткой, находясь не в Беларуси, чтобы совсем не выпасть из контекста?
ЕС: Насчет одних и тех же экспертов — такая проблема была и в Минске. Я помню, как писались некоторые материалы: ты открываешь фейсбук, смотришь, кто из публичных знакомых онлайн, и просишь «дай комментарий». И так или иначе все ходили по кругу, в основном везде мелькали одни и те же лица. После 2020-го количество экспертов начало расти. К сожалению, некоторые оказались в тюрьме. Но в целом интересных людей, готовых говорить публично, стало больше.
Когда больше двух лет назад я начинала делать «Мне тоже не нравится», говорили: «Ты что? Три человека на каждую передачу, где ты возьмешь столько людей? Ты закроешься через два месяца». И вот мы существуем больше чем два года. Конечно, некоторые люди приходили много раз, но многие — нет.
Насчет насыщения повесткой — у меня нет задачи насыщать себя именно белорусской повесткой. У меня стоит задача насыщать себя глобальной повесткой, в том числе белорусской. Я хочу, находясь в европейском мире, не переключаться на него полностью, конечно, но при этом существовать здесь, а не в белорусском пузыре. В одном из выпусков «Часиков» мы с Артемом [Шрайбманом] спорили: он говорил, что ему нравится идея белорусского Брайтон-Бич, а я говорила, что классно, когда белорусы больше получают от западного мира и больше развиваются в разные стороны. Поэтому, скорее, моя задача в том, чтобы я в целом пыталась расширять кругозор, читать книги, а не только телеграм-каналы.
«В голове не укладывалось, что можно зайти просто в здание, а выйти оттуда в автозак с другой стороны»
«НН»: Ты ворвалась в политическую движуху в 2020-м, присоединившись к штабу Виктора Бабарико. А как насчет отношения к политике и оппозиции в частности раньше? Не было такого, что вот Статкевич, Северинец — это нас не касается, мы просто делаем городские журналы?
ЕС: Будучи редактором городского издания, я писала о разных людях, в том числе и об оппозиции.
А когда я пришла летом 2020-го в штаб Бабарико и помогала там, то в какой-то момент, когда зарегистрировали Светлану Тихановскую, там появилась и так называемая старая оппозиция — Александр Добровольский, Анна Красулина и другие. Сказать, что мы сразу побежали навстречу друг другу, кинулись в объятия, — нет. Сначала у нас был легкий момент недопонимания. Мы все же разные поколения с разными занятиями и бэкграундом. К тому же люди, которые появились в 2020-м, до этого политикой не занимались, и многие пришли не заниматься политикой, а просто сделать какое-то доброе дело.
«НН»: А какие у тебя были политические взгляды до 2020 года?
ЕС: Мои политические взгляды были такими же, как и остались. Я и до того момента особо не ходила железом по стеклу бить. Я была журналисткой и не занималась политическим активизмом. При этом у меня был свой взгляд на события, которому, кстати, кроме всего прочего, помогла сформироваться одна ситуация — когда закрывали ЕГУ, где я училась. Мы на тот момент считали, что учимся в лучшем вузе в Беларуси, и внезапно получили свой первый урок диктатуры. Тогда мы протестовали, но ничего, конечно, не помогло. Тот момент очень сильно укрепил мою политическую позицию.
«НН»: В последние годы в Минске ты жила напротив КГБ. Как жилось с таким видом?
ЕС: Мне было очень странно, когда на одном из первых маршей в 2020-м я увидела людей, стоящих на ступенях КГБ с плакатами. Для меня это здание всегда было как декорация, с которой ничего не происходит. С которой нет никакой возможности взаимодействовать, будто там поставили зеленый хромакей, на котором нарисовали такое здание. Похожее ощущение было со многими другими такими государственными зданиями в Минске, которых особенно много в районе Маркса-Свердлова.
Но потом, тоже летом 2020-го, у меня появилась своя история с КГБ, когда мы с Сашей Василевичем (тогда владельцем агентств Vondel, Hepta и галереи «Ў», сооснователем Mint Media — владельцем сайтов Kyky.org и The Village, позже политзаключенным. — НН) понесли в КГБ ходатайство о личном поручительстве за Виктора Бабарико для изменения ему меры пресечения — и были задержаны. Безликая неживая конструкция ожила, стала для меня угрозой — в голове не укладывалось, что можно зайти просто в здание, а выйти оттуда в автозак с другой стороны.
«Когда я написала для Маши [Колесниковой] «долбить-долбить-долбить», в первый раз она этого не прочитала»
«НН»: Расскажи о текстах, которые ты писала для Светланы Тихановской и Марии Колесниковой — в чем была разница подходов в работе с ними?
ЕС: В 2020-м я еще немного помогала с текстами и Веронике Цепкало, но в меньшей степени. Она в самом начале показывала мне свои тексты, а я давала ей некоторые рекомендации или обсуждала с ней концепцию речи в целом, о чем можно будет поговорить.
Я писала в первую очередь тексты Маши и не думала, что буду писать их и Свете. Она тогда готовилась к выступлению на телевидении, и текст ей написала ее команда. Помню, что прочитала его и не выразила особого восторга. Но в то же время я понимала, что это их территория и видение, я не хочу лезть и мешать. Но на следующее утро Светлана сама позвонила мне и сказала, что просит меня написать ей текст для ТВ. Выступление было через несколько часов, вот такие тогда были дедлайны.
Потом, когда уже начались митинги, мы с ней пару раз обсуждали темы, говорили, что главная задача — чтобы каждый был собой, чтобы не было никаких политтехнологий. Мы все делали так, как чувствовали, искренне. Мы понимали, что Света понесла подавать подписи за своего мужа, которого посадили в тюрьму, и ей нужно об этом рассказывать, не делая вид, что она искусный политик. Поэтому на митингах она и рассказывала личную историю, и эта история откликалась, потому что Светлана была одной из таких же женщин, которые стояли у сцены. Каждая из них могла оказаться в ситуации, когда ее мужа посадили бы в тюрьму.
С Машей было иначе. Я писала ей тексты почти полностью, от нее было ноль редактуры, потому что Маше они очень нравились. Конечно, сначала мы обсуждали, о чем будет текст. Но у нас с ней была очень творческая синергия в этом вопросе.
Я помню, когда она впервые прочитала со сцены на Бангалоре то, что я написала — меня как током ударило. То, как она это делала, как она читала — она молния и огонь, в ней столько энергии и положительной ярости! У меня прямо мурашки по рукам бегали.
Кстати, когда я написала для Маши «долбить-долбить-долбить» в тексте, и в первый раз она этого не прочитала, я подумала — окей, значит, ей так комфортно. Но в следующий раз она почему-то передумала, и у нее эта фраза получалась суперсильной.
«НН»: Мария призывала тебя в письмах, пока они доходили, начать писать книгу о 2020 годе. Процесс не пошел?
ЕС: Скажу честно, что в какой-то момент я даже начала писать, а потом очень быстро бросила. Хотя многие меня подталкивали к этому. Но, во-первых, я никогда не верила, что потяну целую книгу. А во-вторых, ее, наверное, нужно было писать сразу. Потому что сейчас я произношу многие вещи, но не чувствую их, просто помню. То, что происходило с нами тогда, на каком уровне были гормоны, какие могли случиться перемены… Я долго говорила, что это было самое счастливое лето в моей жизни.
Думаю, что и эмиграцию я довольно долго воспринимала легко именно на вайбе лета-2020. То, что происходило, какое-то время было таким нереальным, будто мы проходим компьютерную игру, а не трагедию.
«Все бабариканцы остались верны своим идеалам»
«НН»: В каком сегодня состоянии штаб Бабарико и партия, которую пытались создать?
ЕС: Я бы сказала, что все сообщество быстро соберется, когда у него появятся задачи и вызов, потому что пока их нет. Все бабариканцы, мне кажется, остались верны своим идеалам. Есть те, кто ведет соцсети Виктора Бабарико и Маши Колесниковой, чтобы люди не забывали об их существовании. Есть те, кто занимается адвокацией политзаключенных. Просто когда стало понятно, что с партией ничего не получается, что нам вообще не дадут ничего делать, то мы не видели и необходимости придумывать себе новое занятие. И большинство пошло работать.
«НН»: Ты сама готова снова политически включиться при появлении задач?
ЕС: Думаю, да. Конечно, все будет зависеть от тайминга и того, во что нужно будет включаться. С одной стороны, прошло пять лет, и наши представления о том, как должна происходить борьба, изменились, как и контекст. Но одновременно с этим оказаться снова во всей этой истории можно за две минуты, если это потребуется.
«НН»: Но во главе должны быть именно Виктор Бабарико или Мария Колесникова, о чем ты говорила раньше?
ЕС: Ну да. Мы были преданы этим людям как хорошим лидерам. Просто они сейчас в тюрьме.
«НН»: Но в команду к Тихановской тебя тоже звали?
ЕС: В самом начале было предложение. Но я тогда не чувствовала, что это нужно. Ты либо журналист, либо активист. Летом 2020 года мне было еще понятно и уместно снять «крестик» и пойти в штаб что-то делать, потому что тогда были большие вызовы и дела. Это было уже даже не о политике, а о переменах и борьбе за демократию, за ценности.
Когда контекст изменился, я поняла, что не могу быть и журналистом, и активистом. Я на сегодняшний день выбираю быть журналистом.
«НН»: Кто из белорусов тебя сегодня вдохновляет?
ЕС: Я могу сказать о тех, за кем мне интересно следить, хотя страшновато кого-то забыть. Поэтому скажу о части.
Мне интересно следить за тем, что делает Федя Павлюченко, его материалы и расследования. Мне нравится тон подачи Reform.news. Нравится их передача с Сашей Отрощенковым. Мне интересно следить за Олей Лойко и ее мыслями. Нравится также смотреть передачу «Обсуждаем». Также слежу за моими коллегами Артемом Шрайбманом и Рыгором Остапеней. Чувствую гордость за то, что делает проект «Мальдис», и за людей, которые участвуют в выкупе и возвращении важных для Беларуси вещей финансово. Казалось бы, находятся за границей, могли бы давно на все это забить.
Вдохновляют люди, которые в тюрьме и которые выходят из тюрем. Но это такое вдохновение через боль и тревогу. Вдохновляют белорусы, которые в темные тяжелые времена улыбаются и шутят, чувствуют себя живыми. Смотришь на таких и думаешь — а я что, разве не могу так?
«НН»: В одном из последних выпусков «Часики тикают» вы обсуждали сексизм. Ты там поделилась, что в сегодняшних отношениях партнер готовит вам обоим еду, но было и так, что тебя заставляли готовить, хотя ты этого не любишь. Ты теперь научилась с самого начала расставлять границы в отношениях?
ЕС: Конечно, отношения у меня были разные. Потому что я девушка, родившаяся в славянском мире с его правилами. И застала журналы а-ля Cosmopolitan, где раньше все крутилось вокруг того, как сделать жизнь мужчины более счастливой.
Но я как-то рано начала бунтовать и рано начала сопротивляться некомфортным для меня вещам. Ну а сексистов, конечно, вокруг много. Только выйдешь — а они уже за дверью. Но для себя считаю необходимым объяснять им, что они (и где) сексисты. Не молчать, просвещать. Кто-то делает определенные вещи от непонимания, потому что рос в другой среде, не заметил, что мир изменился.
«НН»: Еще будучи в Беларуси, ты говорила, что в какой-то момент триггерным стал вопрос «а почему тебя еще не задержали»? Какие вопросы триггерят тебя сегодня, есть такие некорректные?
ЕС: Традиционные некорректные вопросы к молодой женщине, у которой нет детей, это вы знаете. Но то ли мир так очистился, то ли у меня такое окружение, но я не помню ни одного человека, который бы спросил у меня, почему у меня нет детей, сказал бы «а часики тикают!» За последние год-два у меня многие друзья за тридцать, кстати, завели не детей, а собак. Мы недавно обсуждали с подругой, что собаки — это новые дети.
С родителями периодически возникали конфликты по поводу одежды. Они хотели видеть меня более элегантной девушкой, а не в солдатских ботинках и с черной помадой — у меня была такая немного готическая история. Сколько я ни хлопала дверьми, они все равно продолжали указывать мне на мой внешний вид.
Папа буквально недавно комментировал мою прическу, посмотрев один из выпусков на ютубе.
«НН»: Многие эксперты прошли через твоё шоу, с ними вы, среди прочего, обсуждали будущее региона. С учетом новых вводных по действиям Трампа у некоторых людей звучат тревожные мысли по поводу расширения войны, ты в их числе?
ЕС: Трамп, очевидно, выбрал своего фаворита в этой войне, если только, конечно, не считать, что это сложная тонкая продуманная многоходовочка — но я не из лагеря трампистов, чтобы в каждом его неприятном действии искать надежду и объяснение. А если он выбрал Путина своим почти уже союзником, то вряд ли даст ему напасть на Европу, чтобы не быть замазанным в этом нападении. Так что, надеюсь, в ближайшее время, если придется эмигрировать, то только по причине погоды.
Если вам нравится работа, которую делают журналисты «Нашай Нівы», поддержите нас, пожалуйста, донатом через «Патреон».
«Наша Нiва» — бастион беларущины
ПОДДЕРЖАТЬШрайбман описывает варианты, как при Трампе может закончиться война в Украине
«Глобально нет разницы между мной, Позняком и Тихановской». Чем сегодня живет диссидент Вячеслав Сивчик — большое интервью
Большой разговор с Алиной Ковшик — об интервью с Подсосонным, скандале с Кулеем и реформах на «Белсате»
Комментарии
Думкі пра родную мову, калі што.